Документально подтверждено, что за первый месяц правления «победившего пролетариата» нижегородские купцы и промышленники успели снять со счетов в городских банках или перевести за границу более 50 миллионов рублей. Новая власть вовремя спохватилась, издав 14 декабря 1917 года декрет «О национализации банков и ревизии банковских сейфов», а то бы совсем осталась без копейки.

Потерянное надо было срочно возвращать: на одной революционной сознательности долго не проработаешь, необходимо платить жалованье рабочим и солдатам. В марте 1918 года Нижегородский Совет рабочих и крестьянских депутатов принял решение «обложить всех лиц из враждебных революции буржуазных классов чрезвычайным налогом». Уклоняющиеся от уплаты подлежали аресту, а все их имущество — конфискации. Организация для сбора чрезвычайного налога к тому времени уже имелась. Она так и называлась: чрезвычайная комиссия.

Но до ноября восемнадцатого года нижегородским чекистам с трудом удалось национализировать (читай — отобрать у законных владельцев) денег и драгоценностей на общую сумму около 62 тысяч рублей.

Капля в море! Ну никак не желали нижегородские купцы, банкиры, дворяне и прочая «контра» добровольно расставаться с «пережитками капитализма». Кто-то бежал, оставив разоренные особняки. Те же, кто остался в городе, в мгновение ока обнищали и жили беднее церковных мышей. И тогда «искатели кладов» взялись за дело всерьез.

...20 декабря 1918 года автомобиль Нижегородской губчека остановился на Рождественской улице у пустующего особняка князей Абамелек-Лазаревых (нынешний дом № 46). Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы определить: в доме кто-то уже пытался отыскать тайники с несметными богатствами эмигрировавших князей, слухи о которых давно и упорно ходили по Миллионке. Вскрытые половицы, развороченный паркет, сорванные обои, пробитые в стенах сквозные отверстия — все указывало чекистам на то, что у них появились серьезные конкуренты. А посему следовало спешить.

Весь короткий декабрьский день продолжались поиски. Тщетно! Уже в сумерках «кладоискатели» собрались в небольшой обшитой мореным дубом комнатушке, чтобы перекурить перед обратной дорогой и подвести итоги прошедшего впустую дня. Один из них, тяжело вздохнув и поглубже затянувшись пахучим самосадом, облокотился на замысловатую деревянную завитушку на стене. И случилось неожиданное: от легкого нажатия часть дубовой панели на противоположной стене со скрипом отъехала в сторону, и взорам изумленных оперативников предстала скрываемая за ней маленькая дверца.

За дверцей, тут же сбитой с петель воспрянувшими духом искателями чужих сокровищ, оказался узкий проход, ведущий в довольно вместительное сводчатое помещение, от пола до потолка заставленное большими окованными железом сундуками и аккуратно заколоченными ящиками. Прямо как в старой сказке об Али-бабе и сорока разбойниках.

Но сказка только начиналась! Когда со скрипом распахнулась крышка первого сундука, перед взорами нижегородских чекистов матово засветилось фамильное столовое серебро князей Абамелек-Лазаревых. В других сундуках находились старинные изделия из бронзы и аккуратно уложенные тюки дорогих восточных тканей. Однако главная часть княжеских сокровищ хранилась в ящиках: бесчисленные ожерелья, усыпанные бриллиантами диадемы и колье, тончайшей работы золотые и серебряные кольца, серьги, броши...

Подробная опись содержавшегося в княжеском тайнике заняла двадцать шесть листов. Стоимость национализированного добра была оценена экспертами более чем в миллион рублей.

О находке «чрезвычайных» кладоискателей 28 декабря 1918 года известила горожан газета «Нижегородская коммуна». В Нижнем начался настоящий кладоискательский бум. Но повезло опять только губернским чекистам. Они-то почти наверняка знали, где надо искать! В конце января 1919 года объектом их внимания стал дом бывшего городского головы Дмитрия Васильевича Сироткина (нынешнее здание Художественного музея на Верхневолжской набережной).

В годы Первой мировой войны Сироткин нажил солидный капиталец на военных поставках (кому война, а кому — мать родна!), который позволил ему завершить строительство роскошного особняка на волжском Откосе. Дом с изящными линиями фасада, величественными дубовыми лестницами, узорчатым паркетом, светлыми высокими комнатами считался одним из самых красивых зданий в городе. И мало кто знал о существующих под ним вместительных подвалах!

Практически сразу после октябрьского переворота коммерц-советник Сироткин бежал из города, оставив на своем текущем счету в Нижегородском отделении Государственного банка всего 1187 рублей 12 копеек. Ходили слухи, что бывший нижегородский «мэр» устроился на «государственную службу» не то у гетмана Скоропадского на Украине, не то стал членом «сибирского правительства» у адмирала Колчака. Естественно, что после таких «заслуг» перед новой властью он и не помышлял о возвращении в родной город, разве что в необозримо отдаленном будущем.

Опустевший особняк на набережной был реквизирован городским Советом рабочих и крестьянских депутатов для собственного размещения («слуги народные» и в те времена стремились отхватить для себя все самое лучшее). В его помещениях, вмиг заставленных канцелярскими столами и шкафами, закипела жизнь обыкновенного советского государственного учреждения. В подвалы изредка стаскивали и складировали всякий ненужный хлам.

Кто «настучал» губернским чекистам о тайниках в сироткинских подвалах, мы теперь уже не узнаем. Да это и не так важно. Но факт остается фактом: 24 января 1919 года отряд «кладоискателей», вооруженных кирками, ломами и кувалдами, потревожил мирных советских госслужащих своим неожиданным вторжением.

Без лишних слов и объяснений чекисты спустились в подвал, прошли в обширное помещение с серыми цементированными стенами и таким же полом, словно вырубленное в сплошном бетонном монолите. При тщательном простукивании стен быстро определили: одна «отзывается» более гулко, чем три другие. Значит, за старой кирпичной кладкой находится пустота. Ломай стенку, ребята!

Пришлось попотеть: за верхним слоем бетона оказалась частая металлическая арматура. Толстые железные прутья выворачивали из пола и потолка ломами. А затем вновь долбили сложенную на совесть кирпичную стену. Наконец при сильном ударе острие одной кирки ушло в пустоту.

Но помещение, в которое через несколько часов непрерывной работы проникли «кладокопатели», оказалось лишь предтамбуром к основной сокровищнице. Чтобы проникнуть в хранилище, понадобилось в течение еще двух часов взламывать окованную железом дверь. В конце концов цель была достигнута. И все труды окупились сторицей!

В глухом, бетонированном от пола до потолка помещении вдоль стен громоздились поставленные друг на друга шкафы и сундуки, чемоданы и баулы, корзины и ящики. Их содержимое могло украсить не один музей мира: бесценные серебряные сосуды, столовые и чайные сервизы работы известных английских, французских и немецких мастеров, ювелирные изделия, большое количество антикварных вещей, художественная бронза, иранские и афганские ковры, дорогие ткани и меха...

У третьего из обнаруженных крупных нижегородских кладов есть своя интересная и поучительная предыстория. Весной 1918 года в число нижегородцев, обложенных чрезвычайной пятидесятимиллионной данью, попал и судовладелец Каменский, проживавший на уже упоминавшейся нами Верхневолжской набережной в доме № 11. Впрочем, дом этот справедливо считался у городских обывателей дворцом.

В 1917 году судовладелец был арестован новой властью и сидел в нижегородской «чрезвычайке». За что? Да просто потому что «буржуй»! От него требовали внести в банк определенную часть налога. Он отказывался. Ему опять вежливо предлагали подумать, продлевая срок заключения.

В конце концов на имя председателя губчека Якова Воробьева (Каца) пришло слезное письмо супруги арестанта. «Здесь несомненное заблуждение, — писала госпожа Каменская нижегородскому наместнику «железного Феликса». — Муж мой живет в моем доме и на мои скромные средства. В банках у него нет и никогда не было капиталов. Дом совершенно бездоходный и требует больших расходов на содержание... В этом году мы вынуждены распродавать движимое имущество из домашней обстановки» (Государственный архив Нижегородской области, фонд 1099; опись 1; дело 2; листы 85-86). Письмо сопровождалось квитанциями об уплате подоходных налогов и врачебными справками о «чрезвычайно острой сердечной недостаточности» арестованного мужа.

Неизвестно почему, но глава нижегородских чекистов поверил женщине! Судовладельца выпустили, от уплаты налога освободили «по причине отсутствия средств существования». Дом обшаривать не стали. А зря!

...Минуло полвека с «хвостиком». 11 ноября 1973 года в дом № 11 по Верхневолжской набережной срочно были вызваны работники нижегородских музеев и ОБХСС (отдела борьбы с хищениями социалистической собственности). Причина такой срочности действительно имелась: инженер жилуправления по фамилии Воробьев (бывают в жизни совпадения!) обнаружил за фанерной стенкой одной из наддверных антресолей рухнувшую кладку.

После эмиграции четы Каменских в особняке располагались различные городские учреждения, с 1944 года он принадлежал Институту химии Горьковского государственного университете. За полвека сотни людей ежедневно проходили мимо этого шкафа с антресолью… Спрашивается: кой черт понес туда инженера Воробьева?!

…Обвалившиеся кирпичи обнажили вместительную нишу, внутри которой виднелось множество вещей, упакованных в бумагу и плотную ткань. Вскрыв одну из упаковок, советский инженер сразу смекнул, что дело здесь нечисто, и забил положенную в таких случаях тревогу.

Но вот все вызванные специалисты собрались. К антресоли приставлена стремянка — и вниз по цепочке передаются многочисленные свертки, коробки, футляры. На полу одной из просторных комнат все бережно распаковывается. Каждый новый извлеченный на свет предмет вызывает возгласы восторга и изумления.

Бронзовые канделябры первой половины XVII века... Столовый сервиз фабрики Гарднера, выполненный в стиле ампир... Чашки с портретами полководцев Отечественной войны 1812 года и политических деятелей начала девятнадцатого века... Коллекция вычурных и прихотливо украшенных фарфоровых статуэток, изготовленных европейскими мастерами... Сервизы Мейсенской, Севрской, Берлинской и Венской мануфактур, английской фабрики Веджвуда... Коллекция из двухсот столовых тарелок отечественного и иностранного производства, включающая более двухсот экземпляров, в том числе и продукцию первого российского фарфорового завода... Несколько десятков картин и еще многое, многое другое...

В тайнике была обнаружена и полная опись спрятанных сокровищ, а также дневники семьи Каменских, последние страницы которых датированы как раз весной 1918 года. Увы, «лучшие времена», о которых писал и на которые так уповал владелец волжских пароходов, пытаясь спрятать свои богатства в стены родного дома, для него так и не наступили.

Все извлеченные из тайника художественные ценности, ставшие «достоянием трудящихся», были переданы в историко-архитектурный музей. Наиболее ценные вещи из найденной частной коллекции господ Каменских демонстрировались горьковчанам и немногочисленным заезжим туристам на специально организованной выставке в 1974 году. При ее открытии счастливому инженеру Воробьеву вручили законную премию в размере 25 % стоимости найденного им клада. Оценка коллекции была произведена, естественно, в советских рублях...

* * *